СТИХИ

Бессонница
Глаза открыты. Ночь. Опять не сплю.
Опять во тьме мерещится мне что-то,
И даже днём доставшая зевота
Меня не трогает. Я ночью не люблю
Под окнами унылый вой собак,
Когда они Луну так проклинают.
И бой часов, что время отмеряют.
И по углам тягучий, липкий мрак.
Смотрю на то, как белый потолок
Укрыл собою неба бесконечность,
Как сжалась человеческая вечность,
В тугой домашний маленький мирок.
Хочу уснуть. Уж нет мне больше сил.
Закрыл глаза. Но мыслей вереницы
Ползут всё время. Памяти страницы
Усталый мозг из ночи воскресил.
Я слышу каждый неприметный вдох,
В своей груди биенье сердца чую.
В бессонный мир который раз кочую…
А ведь подумать – он совсем неплох.
Зажёг свечу. Живой мне близок свет.
Открыл тетрадь. Перо взял и чернила.
«О, ночь без сна. Ты много так вместила,
Позволь и мне сказать тебе в ответ»
Крылатой рифмой отблагодарю,
Пусть подтвердит твой братец полумрак.
Я начертаю первой строчкой так:
«Глаза открыты. Ночь. Опять не сплю…»

Ночная сказка
Тихо… Тень дрожит в окошке,
Тают в сумраке слова,
Подоконник греет кошка,
Звездные рассыпав крошки,
Ночь вошла в свои права.

Под уютным снежным пледом
Город спит на все лады.
А за лунным амулетом,
Друг за другом, след за следом,
Мрачных туч ползут ряды.

Расплелись стеклом узоры -
Силу меряет мороз.
Плотные задёрнув шторы,
Вплоть до утренней авроры,
Входит в комнату Гипноз.

Он на край присев кровати,
Начинает дивный сказ…
Я закрыл глаза некстати,
В тот же миг в окне-квадрате
Свет луны совсем погас.

Заповедная
Завела меня в глубь заповедных лесов
Поступь нежная лисья,
Где на каждом шагу целовали меня
В губы тонкие листья,
Где холодной росой по босым по ногам
Заплеталась прохлада,
Где языческий бог мне провел сто дорог,
Выбирай ту, что надо.

Там где радуги мост, мне Сирин, Алканост
С Гамаюном пропели,
Где душой отдыхал, где питался и спал
Я в зеленой купели,
Где ни зла, ни беды, где все думы чисты,
Свет от края до края,
Там водила меня, обнимала меня,
Русь подруга святая.

В сотни тысяч концов разослала гонцов,
Честь и славу умножить,
Заклинает огнем, провожает дождем,
Заговором поможет.
И гудит средь лесов гомон птиц-голосов,
Тишину разбивая,
И пророчит мне даль, не тоска и печаль,
А тропинка кривая.

Русалка
По глади чёрных вод, где звезды задремали,
Русалка вдаль плывёт, как лилия бела,
В прозрачном и простом, невинном покрывале.
И тишиной звенит полуночная мгла.

Уже три сотни лет, как белым приведеньем,
Русалка та скользит над чёрной глубиной,
И оглашает лес печальным скорбным пеньем,
Тоски ее большой наполнен мрак ночной.

Холодная роса на грудь её ложится,
А ветер-озорник ласкает хрупкий стан,
Одежды лепестки раскрыты, её не спится,
И лунный свет скользит по мертвенным устам.

А филины с дерев вокруг неё вздыхают;
Вдруг белизну одежд завидев с высоты,
И взмахами крыла к кувшинкам провожают...
А ты плетёшь в венок полночные цветы.

Когда ты умерла, невинное созданье?
Однажды утонув, забыла про покой…
Зачем придумал Бог тебе то наказанье?
Русалкой по ночам плыть над речной волной.

В ночном…
Спит уставшая планета,
Спят поля и спят леса,
Только я не сплю и где-то
Чьи-то слышу голоса.

Не кукушка и не дятел,
И не филина «Угу»,
Может быть, то леший спятил
За подлеском, на лугу.

Вот в ночи речные воды
Зашумели вдалеке,
Знать русалки хороводы
Кружат на речном песке.

Между сосен края леса
Бродят, светят огоньки,
Видно снова куролесят
Из болота ведьмаки.

Вот ползёт туман из чащи,
Поле красит набело.
Сердце бьётся чаще, чаще,
И дыхание свело.

Треск костра, да жар от углей,
Искры тают в вышине,
И луна висит округлей,
И ложится тень длинней.

Птица в неволе
Ой, да не вырваться птице из клети,
Не звенеть в облаках крылами,
Не вдыхать полной грудью свободу,
Оперенье не мять в вольный ветер.

Степи дальние не пронзить криком,
Не унять высотой свое сердце,
Тишину не глотать ранним утром,
И не скрыться от жгучего взора.

Ей осталось разбить свои рёбра,
Свежей кровью окрасить все перья,
Свою силу отдать крепким прутьям,
Рухнуть замертво и не воскреснуть.

Осенняя болезнь
Сотканы из тонкой паутины,
В россыпях серебряной росы,
Осени печальные картины,
Осени минуты и часы.

Плачем затаённым на рассвете,
Окриком орлиным в небеса,
Память о давно ушедшем лете,
Ветер заплетает в волоса.

Листья, ставших серыми от горя,
Поглощает буйный жар костров,
И кровавы горизонты зори,
И не видно по лугам коров.

Затихают к югу птичьи крики,
Холодна вода в седой реке,
И ночной луны прекрасны блики.
Жемчуг звезд лежит в моей руке.

Сон доверив древнему Морфею,
На поляне опустевших дней,
Осень я опять тобой болею,
Снова пью твой сладостный елей.

Дурак и свобода
Разбежались волки, схоронилися в кустах,
Разлетелись вороны, укрылись в облаках,
Зачинался новый день, жгла заря восток,
Новый след поставил он ногою на песок.

Шаг за шагом всё вперёд, нечего терять,
Хлеб в котомке за спиной, травами – кровать,
Солнца круг, да диск луны, пятаки в горсти,
Много ль надо дураку – свободу обрести.

Так уж видно повелось – в миллион дорог,
Истоптал лаптей-сапог, денег не сберёг,
Где накормят, поднесут, а где прогонят вон,
Где с распахнутой душой, а где с разбитым лбом.

Дураку ведь всё одно – в горизонт бреди,
И не важно, что там ждёт в далёком «впереди»,
Или злато, или смерть, иль кафтан цветной,
Доверяет дурачок дороженьке кривой.

И как ветер гонит лист, мчит его судьба,
Перед Богом бел и чист, хоть сама жизнь горба,
Волк не трогает его, ворон не склюёт,
Так дурак за годом год под небом и живёт.

Степная осень
Коротались кострами ночи,
Жгли кочевники страхи свои,
Грелись ладони, да небо клубилось ветрами.
Кони не ржали, лишь скрипы телег,
И крики гусей уходящих на юг острым клином,
Рождали в сердцах чуткий трепет.
Близилась осень. Поникли седой головою
В вольных степях ковыли,
Закат отгорал, как хвосты у лисиц,
И сонный туман по утрам
Растекался молочной рекой.
Вольницу пили кочевники жадно,
Путь по звёздам себе отмеряли,
Небо слезилось дождями,
Да новые песни сплетались из слов.
Кто не ведал, наверно не вспомнит,
Кто не хочет, так тот не услышит,
Ночь кострами кочевники полнят,
Степи серые осенью дышат.

Ангелы
Летают ангелы и пусть себе летят,
Обычным смертным к ним не подобраться,
И даже если очень постараться,
Да перья нацепить на голый зад.

Они парят по солнечным ветрам,
А мы ногами землю загребаем,
И в еропланах иногда взлетаем,
Но наш полёт обычно стыд и срам.

Их оперенье – лебединый пух,
Их голоса – бубенчики Китая,
А нас внизу голодных ходит стая,
В телах здоровых умирает дух.

И в час ночной, коль в небо заглянуть,
Возможно увидать меж звезд их тени,
А мы сидим в своей глубокой лени,
И нас вполне устроил этот путь.

Осень
Осень в руки загребала
Листьев золотые хлопья,
А затем наверх бросала
Прямо в небо, видно чтоб я

Их увидел столь прекрасных
В паутинках – звонких струях,
Что летят как кони в сбруях,
На закатах ярко-красных.

Я иду, душа томится,
Словно птица в клети тесной.
Осень. Мне с тобой не спится,
Будь навек моей невестой.

Дни как жёлтые страницы
Шелестят прочь безвозвратно,
Умирают так невнятно,
Не успев со мной проститься.

Я и сам как лист кленовый,
Трепещу от непогоды.
Где ж теперь гуляет новый
Ветер – каверзник природы.

Мне бы с ним, да так, чтоб пелось,
Чтоб свистело, рвалось, выло,
Осень, что со мною было,
Что осталось, что приелось.

Скоро снег накроет землю,
Скоро боль притупит вьюга,
Я иду и небу внемлю:
Осень – ты ж моя подруга.

Осень – ты ж моё спасенье,
Нищета и всё ж богатство,
Моя трезвость, моё пьянство,
И моё ты воскрешенье.

Сердце
Тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук…
Слышишь тихий, тихий звук…
В грудь мою открылась дверца,
А за дверцей бьётся сердце,
И стучит, стучит, стучит.

Ты сказала мне: «Мой милый»,
Сердце бьётся с новой силой,
Ты вчера не позвонила,
Сердце гадко так заныло,
И болит, болит, болит…

Последний тост
Ты говоришь, чтоб больше я не злился,
Но ты поверь, ведь я совсем не злюсь.
Сегодня я лишь попросту напился,
А через час, быть может, застрелюсь.

К чему? Зачем? А так ли это важно,
Когда мой ангел стал совсем другим.
И без него мне бесконечно страшно,
С тех пор как он ушёл в табачный дым.

Как дальше быть, чему теперь мне верить?
Всё в моей жизни суета сует.
Осталось время горькой водкой мерить.
И записать в дневник: «Погиб поэт».

Погиб, пропал, разбился на осколки…
А ангел пляшет где-то там вдали.
Его слова – ножи, для сердца колки.
Да, где здесь сердце? Вот лежит в пыли…

Оно растоптано, расколото, распято,
Его не склеить, даже не собрать.
О, ангел мой. На то, что было свято,
Тебе сегодня просто наплевать.

Стакан налит. Бутылка дном сверкает.
За мной теперь последний скорбный тост.
Что было нам, и что теперь нам станет,
Когда меж нами разгорелся мост.

Пляши мой ангел, пусть тебе смеётся,
Пляши, мой милый, забывай про грусть…
Душа моя сегодня в небо рвётся.
Пускай летит… Забудешь… Ну и пусть.

Сгорела
Сгорела. Мне какое дело.
Плевать, что это ты хотела.
Теперь конечно всё слова.
Когда от крыльев кучка пепла –
Умнее будет голова.
А крылья – их уж не вернуть.
Хоть вбей их в плечи тушью чёрной…
А впрочем, что для обречённой
Всё это говорить. Забудь.
Ты поменяла круг общенья,
Нашла достойных уваженья.
Исчезла боль.
Немного мщенья
Ведь для меня не повредит.
А для тебя – вот наслажденье
Рвать в хлам связующую нить.
Быть может, хочешь позабыть?
Дневник свой обновить,
Порвать страницы,
Решить, что всё могло присниться…
Попробуй.
Но шипы подальше,
От тела розы распусти.
И сохранит Господь от фальши,
Души томленья, от любви,
Горстей таблеток, от желанья,
От ненавистного страданья…
Но что там дальше?
Пустота?
Дорога выбрана, но та ли.
Тебе решать.
А я не властен
Теперь давать какой совет.
Ты сердце закалишь из стали,
Но впредь пойдёшь на жаркий свет.

Поэту
Он распят на собственных стихах,
Он заколот лирикой и прозой,
Жмёт венец. Кровь стынет на шипах,
Расцветает жгуче-алой розой.

Он болеет пламенем души,
Он объят пожаром вечной муки,
Но в любой заплёванной глуши,
Обрастают в крылья его руки.

Чтобы жить, поэт всегда умрёт
От любви, от боли, от печали.
Раньше всех, на сотни лет вперёд
Он познает неземные дали…

«Кровь» и «Любовь»
Сегодня стихи я читал и поэтому
Хочу людям мысль я одну преподать,
Что тех называют сегодня поэтами,
Кто «Кровь» и «Любовь» может рифмой связать.

Стихов в эту тему и глупых и страстных
Так много. А нового - капли в них нет.
И снова выводит в потугах напрасных
«Любовь» вместе с «Кровью» в тетради поэт.

Чернил льются тонны, бумаг рвутся пачки,
И п?том покрылся натруженный лоб.
Решают поэты простые задачки:
«Любовь» минус «Кровь», или плюс, или… Стоп.

Довольно! Всё! Хватит! Ну сколько уж можно!
Сумел в «Кровь» с «Любовью» весь лист измарать.
Смешно мне лишь то, что обычно несложно
«Поэтов» таких вот в «Клозет» срифмовать.

Осточертело все…
Осточертело все на самом деле:
Промозглый воздух, мокрая зима,
Пустой карман, простуда в слабом теле,
И дней уныло-серых кутерьма,

Моча в подъезде, да кошачья рвота,
Подошву левый потерял башмак,
Мне день погубит нервная работа,
А ночь – под окнами настырный вой собак.

Набухли, стынут в лужах под ногами
Презервативы, клочья от газет.
В Россию-мать увяз я сапогами,
Вот крепко держит двадцать с лишним лет.

Меня сковала русская глубинка
Своим извечным: «Чёрта в душу, ять»
На куст сирени расстегну ширинку,
Чай не Есенин, чтобы восхвалять.

И не бандит, чтобы козлов, в натуре,
Всю шелуху по стойлам развести.
Я не замечен в массовой культуре,
В попсовой грязи, Господи прости.

Мой век насыщен прямо под завязку,
Как старый деревенский туалет,
Россия-мать опять мне скажет сказку,
Что будет счастье через пару лет.

Что через три, четыре может года,
Через десяток, сотню лет вперед,
Наступит долгожданная свобода,
Большая власть поймет большой народ.

А я пока сижу в облезлой кухне,
Мешаю ложкой свой вчерашний чай…
Я не дождусь. От голода опухну,
Или от водки сдохну невзначай.

Ползут секунды, да летят недели,
Скрутилось время в странный ералаш.
Осточертело всё на самом деле.
Окончен стих. Сломался каранда-ш-ш-ш.

Слепцы
Мы слишком долго были слепы,
Чтобы в один момент прозреть,
Глупы, наивны и нелепы,
На ощупь жизнь, на ощупь смерть.

На ощупь каждое движенье,
Перемещенье в темноте…
Какое страшное лишенье -
Рабом быть вечной слепоте.

Кто поводырь у нас? Кто знает
Куда ведёт нас за собой?
Быть может, сам во тьме блуждает,
А мы за ним бредём гурьбой.

Изгои, мрачные страдальцы,
Бельмо в глазах - проклятый знак.
Наш мир вокруг ласкают пальцы,
Наш мир внутри съедает мрак.

Зачем нам жить? К чему стремиться?
Чем утешать свой горький путь?
Напиться? Попросту напиться…
Да в омут головой нырнуть.

Шагнуть в обрыв и вкус полёта
На миг короткий испытать…
Понять, что нет земного гнёта,
Хоть на секунды, но понять.

И возродиться белой птицей,
Степным орлом ловить ветра…
И цветом жизни насладиться,
Забыв, что было там, вчера.

Внутренний ветер
Толи «крыша» моя стала слишком худа,
Толи с небом я вдруг породнился,
Только чувствую ветер везде и всегда,
С ним наверно душою я слился.

Он, ломая мне рёбра и сердце сдавив,
Рвётся вместе с душою наружу.
Я держу его крепко, руками словив -
Не пущу в небо грешную душу.

Пусть настырно ревёт, но я тоже силён,
И меня не сломить ветра воем.
Пусть мой разум кипит, докрасна раскалён,
Я на редкость сегодня спокоен.

Вдруг я понял – мой ветер в башке пустота,
А я попросту болен душою,
И стоит санитар со шприцом неспроста,
Возвышаясь горой надо мною.

А я крепко зажав свою хрупкую грудь
В оборотах смирительной ткани,
Могу только незримо, печально вздохнуть,
Да прижаться к обивке плечами.

Конец творчества
Не вдыхайте жизнь в мои стихи,
Пусть себе лежат мертворождённые,
Красные и злые петухи
Пусть убьют их клювами калёнными.

Я пущу холодные ветра
Погулять по пепельному миру…
Исписался. Выдохся. Пора
Мне продать б/у родную лиру.

Стали безъязыкими слова,
Косит их чумой бубонной, мором.
Не начнётся новая глава
В моём творчестве, хоть жми её измором.

Где соратники? Где Муза? Где Амур?
Все ушли… Хотя нет-нет, послушай.
Был Амур намедни, груб и хмур,
Пролетая, смачно плюнул в душу.

Да один знакомый мой поэт,
Что со мной уже лет десять дружен,
Почитать просил, а я в ответ:
«Извини, но дьявольски простужен.

Лучше выпьем фронтовых пять строк,
Да закусим рифмой малосольной»
Мне стихи как на лице порок,
Как иглой по сердцу очень больной.

И в порыве зубы крепко сжав,
Чтоб до скрежета, до крошева эмали,
Рукописи жгу, в комок измяв,
Без сомнений лишних и печали.

ПЕСНИ

Старая мельница
В глухой стороне, на болотной земле,
Старая мельница тянет свой век,
К ней зверь не бежит, стрела не летит,
Туда не идёт человек.
Не горит в окне свет, ни души рядом нет,
Лишь серые камни и кочки болот,
Корявый пенёк, да слепой ручеёк,
Прекратился давно обмолот.
О зерне поёт там ветер,
В чердаке его жилище,
Плачет он, как было чище,
Веселей на этом свете.
А теперь прорехи в стенах,
И глазницы старых окон,
Дикий плющ укрыл всё в кокон,
Нет воды в засохших венах
водостока.
Жернова тихо спят, все без дела стоят,
Отработали раньше, как видно своё,
А вокруг тишина, ночью в небе Луна,
И кружит в высоте вороньё.
О зерне поёт там ветер,
В чердаке его жилище,
Плачет он, как было чище,
Веселей на этом свете.
А теперь прорехи в стенах,
И глазницы старых окон,
Дикий плющ укрыл всё в кокон,
Нет воды в засохших венах
водостока.

Последняя битва
Поклоняясь восходу, мы стояли у края обрыва,
Затянув пояса, и вложив мечи в пыльные ножны.
Тетива не звенела. Стрелы петь перестали.
Пепелище курилось, да вороны пир открывали.
Я холстиной закрыл свои раны,
Я водой ключевою умылся.
Ясный Днепр, погружённый в туманы,
Предо мною волною струился.
Справа конь мой стоял под уздою,
Слева трое друзей верных были,
А вдали за могучей рекою,
Наши братья навеки застыли.
Окроплённая кровью равнина,
Провожала их души святые,
Да реки полноводной стремнина,
Да слова утешенья простые.
Я ж, навек поседев волосами,
В стремена укрепил свои ноги,
Тихо молвил: «Теперь им не с нами,
Им другие отныне дороги»
Повернувши коня на просторы,
От холодного злого беспутья,
На границы в родные дозоры,
Тихой поступью тронулся в путь я.
И за мной вслед пошли трое верных,
Трое сильных и духом и телом,
В роковой час восставших из смертных.
И в сердцах наших солнце горело.
Не пробить наши вольные степи,
Не прожечь по лесам нас пожаром.
Мы молитвами силу укрепим,
И врагов отобьём с божьим даром.
Отпевая закаты, в городах колокольни звонили,
Память вдов обливала слезами простые одежды.
Мы за тех, кто не с нами по-чёрному горькую пили,
Погружая в огонь наши думы и наши надежды.

Зимняя ночная
Закружила вороном беда как никогда,
Ветер на погостах облизал кресты,
Превратилась в мёртвую живая вся вода,
И сгорели верные надёжные мосты.

Кони, перепутав гривы, рвутся кто куда,
До крови протёр ладони, вожжи натянув,
А метель-пурга лютует, крепнут холода,
Разорвал тулуп о сучья, не туда свернув.

Эх, да проклинаю вьюгу,
Слышу волчий вой,
Оторвал одну подпругу,
О пенёк кривой.
Помоги мне моя плеть,
Помоги мне Бог,
Через веток этих сеть
Найти родной порог.

Ночь раскинула над лесом мёртвенный свой стяг,
Жгучий снег поранил кожу на моём лице,
В зове ветра слышу я, как кто-то шепчет «Ляг,
Отдохни-усни в морозовом венце»

Но не время отдыхать, сто грамм приму на грудь,
Плёткой подзадорю пуще я своих коней,
Пусть несут родимые меня на верный путь,
До деревни, до села, до своих огней.

Война
Увенчалась пулей голова,
Обновились дыры на рубахе,
И когда-то ты была права,
Что война страшна в своём размахе.

Я б сам поднялся и ушёл, да вот
Не могу подняться в самом деле,
Расписал проклятый пулемёт
Свой автограф на моём на теле.

Ой, война – гнилое дело,
Ты меня любить хотела,
Полюбила, да забыла.
Ой, война – гнилое дело,
За живое ты задела,
И тем самым погубила.

На моей груди уснула ночь,
По моим глазам танцует пламя,
И хирург не сможет мне помочь,
Перебито жизни моей знамя.

И плевать, теперь на всё плевать,
Вот я был, и вот меня не стало,
Мне земля – пуховая кровать,
Облака – лоскутно одеяло.

Ой, война – гнилое дело,
Ты меня любить хотела,
Полюбила, да забыла.
Ой, война – гнилое дело,
За живое ты задела,
И тем самым погубила.

Тоне ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит,
Это я лежу убит.

Ветер и сокол
Между светом и тенью граница,
Полоса между злом и добром,
В небе сокол - охотничья птица,
Ловит ветер широким крылом.

И с одной стороны клубят тучи,
А с другой вырос радуги мост.
Песня ветра сильна и певуча,
Сила ветра - дракон в полный рост.

Братья по духу - ветер и сокол
Кружат высоко, ведя вечный спор:
Кто из них злее, кто же сильнее,
Кто безмятежней над пиками гор.

Разметал ветер по небосводу
Мелких птиц, вороньё, воробьёв.
Только сокол глотает свободу
Из незримых воздушных ручьёв.

Скоро тучи сметут с неба краску,
Расцветут грозовые цветы,
И беснуется ветер напрасно -
Не собьёт сокола с высоты.

Братья по духу - ветер и сокол
Кружат высоко, ведя вечный спор:
Кто из них злее, кто же сильнее,
Кто безмятежней над пиками гор.

Между светом и тенью граница,
Полоса между злом и добром.
Сокол с ветром по небу кружится,
В самом сердце грозы под дождём.

Северная
Север-шаман слепым солнцем глядит
Вьюгою скалится,
На крыльях ветров в небе парит
Снегом дурманится.
В бубен стучит, костью гремит,
Камлает истово,
Да прыгает вон в морозовый звон.
Щурится пристально.
И только крики птичьих стай,
Куницы лай, да скрип снегов
В оленьи тропы,
Нарушают тишину.
Седой якут в моржовый клык
Плетет узоры. Жизнь свою
Отдал на службу
Северу-шаману.
Север-шаман выплеснет в ночь
Сиянье ясное,
Вырвется прочь в ступе толочь
Небо цветастое.
Он ягель и мох вместо дорог
Расстелет летние,
И северный бог охраняет чертог
Года и столетия.

Ворон
Когда молитвы прекратили литься,
И тишина церквей черней ночи,
То грозный ворон – угольная птица
Кричит. Ему не скажешь: «Замолчи»

Кружит над побелевшими полями,
Где мертвецы под снегом в глубине,
Хранят покой и битв великих пламя,
Что люди разжигали на войне.

Что несешь нам вестник мрачный,
Смерть, разлуку или боль?
Кто ты – раб небес невзрачный,
Или скорби злой король?
В чём твоё призванье птица,
Почему так любишь смерть?
Сколько будешь ты кружиться,
Оглашая криком твердь.

А вдоль дорог стоят кресты, могилы.
Гнетущий холод, вечная пурга.
Лишь чёрный ворон, набирая силы,
Роняет тень на скорбные снега.

Весна придёт, земля залечит раны,
Твой хриплый крик сорвётся как струна.
В ночь улетит хранитель безымянный,
Туда где битва, где опять война.

Лебеди
Поцелуй нас в губы жгучий ветер,
Подари нам солнышко крыла,
Обними дорога на рассвете,
Проводите в путь колокола.

Кому что, а мы хотим повыше,
Улететь за дальние края,
Чтобы нас с тобой никто не слышал,
Чтобы ты да я, да мать-Земля.

Чтобы ты да я, а не тревога,
Чтобы ты да я, а не беда,
Не суди же Господи нас строго,
Не держи за ноги лебеда.

Не держи нас лебеда за ноги,
Как не держишь быстрых ты коней,
Но не кони, мы совсем не кони,
Мы с тобою пара лебедей.

Не поймаешь нас уздой гремучей,
Не заманишь сетью и силком,
Улетим мы прочь от черной тучи,
Белым помахав земле крылом.

Так целуй нас в губы жгучий ветер,
Согревай нам солнышко крыла,
Белой точкой в розовом рассвете
Сгинем мы… А вслед колокола.