СТИХИ

Некроромантика
«Некроромантика». Скажи мне это слово,
Когда померкнет свет моих очей.
Пусть прозвучит нелепо, бестолково,
Среди прощальных, траурных речей.

Поют псалмы. Рыдают воском свечи,
И красный бархат держит хладный стан.
Печальный ангел сел на мои плечи,
А я лежу, не жив, не трезв, не пьян.

Я не замечу даже поцелуя,
И твоё тёплое дыханье не пойму.
Всё. Остановка. Дальше не иду я.
И никогда наверно не пойду.

Некроромантика. Теперь за нею сила.
Сопротивляться силы больше нет.
Мне чёрным ртом оскалилась могила,
Где дремлет смерть и погасает свет.

И миг теперь лежит как бесконечность,
А бесконечность – чёрная земля.
Печальный ангел улетает в вечность,
Некроромантика осталась, да и я.

Поэтика
Поэтика души – кричащие страницы,
Война с самим собой за право тишины.
Поэтика души – крыла той белой птицы,
Что насмерть бьётся пав с небесной вышины.

Поэтика души – как смысл нелепой жизни?
Как истина дорог – круженье в пустоту.
Поэтика души – напев на горькой тризне,
Про вечную любовь и вечную мечту.

Поэтика души – закованный цепями,
Заплёванный в углу оборванный поэт.
Поэтика души – и так бывает с нами:
Запястье жжёт рубец – непониманья след.

Поэтика души – стенает глухо сердце,
Разбитое давно на тысячи кусков.
Поэтика души – быть может просто дверца,
И ключ из серебра от всех моих стихов.

Крыльев боль
Я давно перестал делать пробу пера,
Но как прежде я втиснут в газетную клетку,
А мои два крыла рвутся ввысь – «Всё! Пора!»
Бьются нежные в кровь о межстрочную сетку.

Я кидаюсь на прутья, растерзана грудь,
Но закрыты на небо газетные рамы…
Я читаю себя. А другие – отнюдь,
Лишь читают недельные телепрограммы.

Но проходит неделя. Где ближний клозет?
«О, смотри-ка, стихи кто-то здесь нацарапал.
Прочитать что ль. Да ну их. Опять чей-то бред».
Так ломали мне крылья. Беззвучно я плакал.

А затем я кричал вам с газетных листов:
«Как же так? Почему?» Улыбаясь мне криво
Все сказали: «К чему строки этих стихов,
Нам сияет с небес криминальное чтиво».

И как птица, что с детства не знает полёт,
Я живу в пустоте без конца и просвета…
А крыла есть крыла, их никто не убьёт,
И никто не убьёт в моём сердце поэта.

Осень
Осень стучала с размаха в закрытые двери,
Жадно смотрела в окно и звала на карниз.
Кончилось лето, мечты как листва облетели,
Их вдаль унёс беспокойный октябрьский бриз.

Унёс и вернулся, сыграв свою песнь на свирели,
Улёгся и спит у порога как преданный пёс.
Годы прошли, и морщины нам лица разъели,
Катится жизнь всё быстрей и быстрей под откос.

А раньше, я помню, хотел стать немного взрослее,
Собрать всех друзей, посидеть, поболтать ни о чём,
Но время - песок растеряло. Дни-пули летели.
Я стал стариком, а друзья стали крепким вином…

Осень не злись, я тебе отворю сейчас двери,
Будь моей гостьей за этим прощальным столом.
В сердце моём закружат скоро злые метели,
И мы уйдём, обернувшись холодным дождём.

День Вырождения
Вчера прошёл День Вырождения,
Вчера был ваш праздник «на бис»,
Где души хотели спасения,
Но тело решило – стриптиз.

Где прыгал пред всеми, в овации,
Кривой лицедей, хам и шут,
Что в этой гнилой резервации
Всем брат, а скорей всего – Брут.

Где потные сальные рожи,
Давясь своей серой слюной,
Пускали по венам под кожей
Наркотик калёной иглой.

Где жило в дым пьяное эхо,
Парил сигаретный дурман,
Где глотки взрывались от смеха.
Гудел заводной балаган.

Но после настало похмелье,
И День Вырожденья прошёл…
И вдруг потерялось веселье,
Искали – никто не нашёл.

Искали потом свои души,
Средь тел, что взяла нагота,
А кто-то, зажав свои уши,
Кричал, но вокруг – пустота…

Остановите Землю
Остановите Землю, я сойду,
Остановите Землю, мне здесь плохо,
И даже пусть в пути я пропаду,
Зовёт иная вдаль меня дорога.

Не прячьте смех, привык я ко всему,
Не прячьте смех, он для меня как слёзы,
Я никогда не мстил, и никому.
Любил шипы и ненавидел розы.

Ударьте в грудь, я вас уже простил,
Ударьте в грудь и силы не жалейте.
Я доиграл, допел, почти дожил…
Моё дыханье стало чуждым флейте.

Когда уйду, закройте за мной дверь,
И наливайте, пейте, не грустите.
Остановите Землю мне теперь,
И лишь потом спокойно дальше спите.

Город – «жёлтая газета»
Наш город – «жёлтая» газета,
И мы на первой полосе,
Людскими взглядами раздеты
И поизлапаны во все

Мы дыры. Люди – суки!
Братья по разуму, кажись,
Поотбивал бы, к чёрту, руки,
Чтоб не хватали нашу жизнь,

Я б в очень тесный галстук с Кубы
Всем языки перевязал,
Разбил бы в кровь кривые губы
За ненавистный к нам оскал.

Они нам тычут пальцы в спину,
Их шёпот движется нам вслед,
Но оглянись – все херувимы,
И пасторали слаще нет.

И нет того, что всем даётся
Нам при рождении – жизнь твоя,
Всегда ведь кто-нибудь найдётся
Кто скажет: «Ваша жизнь – фигня!»

Что по другому думать надо,
Писать стихи, любить, страдать,
И даже плитку шоколада
Как мы не стоит поедать.

Наш город – «жёлтая» газета,
Тупой урод, ушат дерьма…
Сбежим с тобою на край света,
Чтоб не сойти в конец с ума.

Полёт
Ясное солнце кружит подо мною,
Весело небом лететь без узды.
А мне кричали: «Окончишь землёю,
Спускайся от огненной этой звезды.
Неудержимо в полёте ты реешь,
Ежели хочешь пожить, то бросай,
Но если небом, подлец, ты болеешь,
Адскую смерть от земли получай»
Вот затрещали, защёлкали пасти,
И откусили златые крыла…
Жизнь оборвалась, разбилась на части,
Ухнула в грязь, а затем умерла.

На смерть себя
Утро с мутными глазами ветер поднял на штыки,
Всех, кто пел под образами, в горло ранили клыки…
В бесконечное похмелье, паранойю, тяжкий бред
Я попал, и всё спасенье крепко взятый пистолет.

Кому землю, кому небо, кому райский уголок,
Кому просто корку хлебу, мне же палец на курок.
Всем, кто любит, по надежде, каждой вере по венцу.
Я встречал всех по одежде, провожал всё по лицу.

Проводил себя. Отныне, больше некого винить,
Моё тело стынет, стынет. Жизнь - разорванная нить.
Панихида – вот веселье. На своей я хохотал,
А до этого спокойно – пулю в лоб и в гроб упал.

Не поднялся, не вернулся, не простился, не простил,
Я толпою поперхнулся, да и сам себя убил,
Массой серой, оголтелой, меня вынесло наверх,
Раньше чёрный, нынче белый, словно этот липкий снег.

После смерти выпал в утро, прямо в мутные глаза,
И закрыл навеки раны тем, кто пел на образа,
Ветер выполняет дело, тряпки рвёт, метёт гнильё…
Я засыпал своё тело, что клевало вороньё.

Безымянный путник
Что ты ищешь в лесах безымянный путник,
Вот уже сорок лет, словно Моисей,
Посмотри, как устал и замёрз твой спутник,
Посмотри, как загнал ты своих коней.

Без оглядки вперёд, точно ветер в поле,
Ты летишь и летишь, где же твоя цель,
По своей ли живёшь, по чужой ли воле,
Где твой дом, где семья, где твоя купель.

Лишь дороги-пути, города - кладбща,
Да последний твой друг – старый верный пёс,
Корни трав, да грибы – это твоя пища,
И частенько кровать – под луною плёс.

Так за годом года, словно в карусели,
Состояньем души мерить матерь Русь,
Всё вперёд и вперёд к неизвестной цели,
Без надежды на то, что ещё вернусь.

Что ищу я в лесах, я и сам не знаю,
Что смогу отыскать, знает моя смерть,
До сих пор я иду всё от края к краю,
От наземных высот в неземную твердь.

Матушка Смерть
Я прочёл свою жизнь, что сумел написать,
А сегодня решил умереть,
И решив так, прилёг на большую кровать,
И позвал к себе матушку Смерть.

Пролежав полчаса, я услышал стук в дверь
И подумал – настала пора,
Но прошёл битый час, сквозь замочную щель
Тишина, ни гу-гу со двора.

Я поднялся с постели разбитый и злой
И пошёл настежь дверь отварил.
«Где ты матушка Смерть с заточкой-косой?»,
Самого я себя расспросил.

Мне в ответ только ветер, да крики ворон,
И немного собака вдали.
Видно матушка Смерть в одной из сторон
Нашей вовсе немалой земли.

Там где север и юг, там, где запад-восток,
Или там где лютует война.
Я вернулся в постель. Всему будет срок.
В своё время придёт к нам она.

И мы скажем: «Ну, здравствуй матушка Смерть»,
Но, скорей, не успеем сказать.
Отпоют. Подытожат. Наполнится твердь.
И раз в год будут нас вспоминать.

Нарко
Бьёт железная игла, полнит ядом вены,
В груде битого стекла исказились стены.

А на стенах лик Христа – вечное спасенье.
Досчитай сейчас до ста – будет воскрешенье.

Слышишь. Видишь. Новый рай в ореоле солнца…
Передоз. И через край льёт душа в оконце.

Тело падает на пол, тело слишком бренно,
Лик Христа, его престол – расплылись. Всё тленно.

Мак прожег глаза до дыр, героин съел сердце,
Съёжился до точки мир, в жизнь закрылась дверца.

Нет обратного пути, Иисус в печали,
Некому тебя спасти. Меркнут рая дали.

Нарко усыпляет дух, убивает веру,
Чей-то крик пронзает слух, запах жжёной серы.

Иглы бьют на виражах, полнят ядом вены,
В Иисусовых глазах исказились стены.

Дурочка
В лице ни кровинки, ни капельки,
В ладонях морозное утречко,
На босу ногу сандалики,
Вышла из дому дурочка.

Вышла, дорога стелется,
Как жизнь вся кривая, хмурая,
В душе что-то тихо теплится,
В висок бьют слова: «Ох, дура я».

Слова с языка как вороны,
Дела – окаянны ноченьки,
Идти б на четыре стороны,
Да в домике плачут доченьки.

Как нажиты, и не помнится,
Как выжили, и не верится,
А в слёзы лицо умоется,
И мысль о беде завертится.

Завертится, перемелется,
Пора бы домой с околицы.
Мороз зазвенит, и верится,
Что будто за них он молится.

И будто бы жизнь прекрасная,
И ум не подвержен времени.
Погода такая ясная,
К весне благодать для семени.

Вернулась домой убогая,
И плач перестал натуженный,
«Не первая знать у Бога я…»,
А слёзы по полу лужами.

Пилигримы
Божьей волей хранимы
Вдаль идут пилигримы,
Развевает одежды
Ветер жёлтых полей.
А с небесной вершины,
Вслед летят херувимы,
Посылают им звёзды,
Чтобы стало посветлей.

Сквозь леса и погосты,
Ох, идти им не просто,
Коль совсем уморятся,
«Что ж, друзья, посидим».
Да опять на дорогу,
Что ведёт прямо к Богу,
Через степи, болота,
В светлый Иерусалим.

Так идут они вместе,
Сокращая путь песней,
Да крепчают в дороге
Их сердца и умы.
И глядят херувимы
Вниз с небесной вершины,
Как идут пилигримы
По просторам страны.

Жизнь
Отшумело детство, отгулялось,
И не топчет в поле васильков,
Юность в сердце, в душу к нам закралось,
Льёт наружу строками стихов.

О любви, наивно, просто, свято,
Кажется, что лучше строчек нет,
Молодость гитарная когда-то
Нам дарила целый белый свет.

Только крылья быстро отлетели,
Начались заботы и дела,
Денег нет, жена на той неделе
Третьего ребёнка родила.

Не беда. Все дети нам цветочки,
С пенсии подарки в Новый год.
Скоро мы над «i» поставим точки.
Время дальше кружит хоровод.

Вот могилы. Рядом внуки, дети,
Пасха – праздник крашеных яиц,
Мы своё уж прожили на свете,
Нам теперь за стаей лёгких птиц.

В память о прошедшей любви
Нам осень молилась, отпевая любовь,
Склонив свою голову ветками ив,
Слетелись вороны, почуяли кровь,
Орали истошно: «Умерла не пожив!»

Ведь год, полтора, незатейливый срок,
Почти что младенец, что спит на руках…
И я понимаю, сколь горький урок
С тобою нам выпал и мы в дураках.

А осень рыдает холодным дождём,
Она знает правду о нас до конца,
Она знает то, что в себе мы несём,
Когда вспоминаем любовь-мертвеца:

Наш вечный закат, лес, ночную грозу,
Скамейку в саду и грибные места,
Снежинки в бантах, в нашем парке весну…
Всё было, теперь впереди пустота.

Ведь ты не со мной, а любовь почему-то
Как в саван укутана в пепел заката,
Но хочется мне, чтобы хоть на минуту
Она ожила, как жила в нас когда-то.

Когда-то? Недавно. Давай всё изменим,
Давай всем докажем, что мы с тобой рядом,
И наша любовь, и мечта – ведь не тени,
Что прячутся в угол от нашего взгляда.

Давай разгребём всё, что нас завалило,
И плюнем на всех, кто марал нас золою…
Но время шепнуло: «Забудь всё, что было,
Да в новый поход уходи за мечтою».

Вам
Я в ваших умирал глазах,
Я воскресал на вашей коже,
Я с вами был на небесах,
Без вас на дне морском, похоже.
Я сберегал ваш хрупкий сон,
Писал вам нежные сонеты,
Я был, как мальчик в вас влюблён,
Дарил вам красных роз букеты.
Я полюбил вас целовать,
Вы полюбили это тоже.
Для нас обычная кровать
Всегда являлась брачным ложе.
И каждый день, и каждый час,
Хотел я видеть только вас.

Огонь
Ты знаешь, как тень молчалива,
Не выдаст, но скроет тебя,
И жизнь без огня некрасива,
Возьми же скорее огня.

Под музыку мёртвого Баха,
Огонь на ладони целуй,
Сомненья отбрось и без страха
Танцуй обнажённой, танцуй.

Кружи в опалённом безумье,
И тени с собой прихвати,
Туда где седые колдуньи,
Лети поскорее, лети.

На Лысую гору средь ночи,
Взбирайся как в сказочном сне,
И именно там, если хочешь,
Ты тело согреешь в огне.

Кричи то заветное слово,
Крылатой душою горя…
А утром поймёшь, будто снова,
Тот самый огонь – это я.

От Вас и к Вам
Огонь-вода и мраморные слепки
Чудесных снов, что снятся по утрам,
В последний миг, когда объятья крепки,
Я ухожу от Вас и снова к Вам.

Я знаю, как меняется всё разом,
Как я тону в озёрах Ваших глаз,
Я Вас поил любовным сладким газом,
И сам вкушал любовный сладкий газ.

Я светлячком Вам освещал дорогу,
Я солнцем рыжим вспыхивал во тьме,
Я делал всё, что нужно Вам и Богу,
Что забывал порою о себе.

И никогда я не просил так много,
Лишь видеть сны, что снятся по утрам.
Я ухожу от Вас, но ненадолго,
Я ухожу от Вас и снова к Вам.

День любви
Разбуди меня холодной росой,
В этот день, когда спят все ветра,
Поднимусь я с постели босой
И тебя уведу со двора.

По цветам в те святые луга,
Где ночует лохматый туман,
В камень рек, что хранят берега,
В земляничный, душистый дурман.

Я тебе подарю, ангел мой,
Пару крыльев – коней облаков,
Полетим мы над миром с тобой,
Сбросив тяжесть наземных оков,

Полной грудью привольно дышать,
Поцелуем встречая закат,
Обниматься Луной и мечтать,
А под утро вернуться назад.

И на мягких перинах вдвоём,
Ждать начала грядущего дня.
Слышишь, ветер поёт за окном,
И звезда светит с неба любя.

Ты и я
Я твой инструктор для ночных полётов,
Творец иллюзий вечной красоты,
Хранитель крыльев старых самолётов,
Беспечный ангел, павший с высоты.

А ты, мой свет - прекрасное творенье
Святых небес и мраморной волны,
Морских сирен таинственное пенье,
Круженье сказочной, загадочной звезды.

Я твой вампир, а ты моё проклятье,
Ты моё Солнце, я твой лучший день,
Я раб казнённый, ты моё распятье,
Ты пламя свечки, я на стенах тень.

Ты тишина, я нестерпимый грохот,
Я снежный барс, ты трепетная лань,
Ты смех ребёнка, я маньяка хохот,
Я Лазарь твой, ты мне сказала «Встань».

Что говорить, судьба перемешала
Все наши карты. И, как будто, вновь
Попал мой мир под нежный свет кристалла,
Название которому – любовь.

Милая моя
Я всю ночь смотрел в себя,
Я искал ответы,
«Где ты, милая моя?
Где ты, где ты, где ты?»

В тёмной комнате сижу,
Ночь легла на крышу,
В дальний угол я гляжу,
«Вижу, вижу, вижу»

Вижу бледный огонёк
Светит нарастая.
«Кто ты, милый мотылёк?»
«Я, твоя родная».

«Что ж ты прячешься, мой свет,
Будто привидение?
Не молчи». А мне в ответ:
«Тень я, тень я, тень я»

«Хочешь, я зажгу огни,
Хочешь, выпьем чаю»
Тихий шёпот из тени:
«Таю, таю, таю…»

Тишина. И угол пуст.
«Боже! Дай мне силы!
Где она?» сорвалось с уст.
«В глубине могилы»

Ангел
«Милый мальчик, ангел нежный,
Где твоё крыло?
Где в ночи глухой, безбрежной
Потерял его?

В облачной лежишь перине,
Весь сошёл с лица,
Не послушал ночью зимней
Маму и отца.

Улетел назло всем бедам
В бурю-ураган,
А вернулся лишь к обеду
Без крыла и пьян.

Где ты, милый мой, скитался
В эту злую ночь,
Как с крылом ты распрощался
Чем тебе помочь?»

«Не ругай меня ты боле,
Твой небесный сын
Сберегал в пургу от боли
Девушку с равнин.

Заблудилась в буре снежной
Юная вдова.
Ветер рвал её одежды,
Чуть была жива.

Я её крылом могучим
От стихии скрыл,
Да слепым, мятежным тучам
С ветром пригрозил.

Только ветер плюнул снегом,
И сорвал крыло…
Знать о том, что было следом
Мне не суждено.

В облачной своей перине
Я очнулся пьян.
Мне не жаль крыла, но стынет
Боль сердечных ран.

Полюбил вдову младую,
Ту, что грел в буран.
И поэтому лежу я
От любви весь пьян.

Как же там, моя родная,
Как её дела?»
«Плачь сынок. Но вьюга злая
Жизнь её взяла».

Снайпер
Горы седые кричат и кричат,
Время слишком замедлило бег.
Серебро здесь покрыло виски у ребят,
Здесь огонь лижет раненый снег.

Бесконечные ночи, «горячие» дни,
Вся надежда – прицел и глаза,
Да молитва в губах «Боже мой, сохрани.
Сберегите меня небеса».

Он, к прикладу приникнув небритой щекой,
В окуляр ловит чёрную тень.
Нажимает курок. И опять над землёй
Новой смертью заполнился день.

Обрывается жизнь у подножия гор,
Криком эхо хрипит у вершин.
Снайпер место сменил. Передёрнул затвор.
Вновь с врагами один на один.

Скоро ночь и луна будет жадно светить
В тьму кидая кровавый свой взгляд,
Он отходит на базу… Но тонкая нить,
Запустила смертельный заряд.

Не заметил растяжку. И как приговор,
Прогремело огнём в небеса.
Парень просто лежит у подножия гор,
Парню выело взрывом глаза.

Но он видит свой дом, видит старую мать,
Видит тех, кто пока его ждёт.
И так хочется жить. И так хочется спать.
И кровать расстелил ему лёд.

Хиросима
Небо дышит чёрным ядом,
Плещет вниз горстями зло,
Бьёт в окно свинцовым градом,
Вдрызг рассыпалось стекло,

Раскололось, покатилось
Словно крошки со стола.
Мне вчера любовь приснилась,
А сегодня смерть пришла.

Я лежу укутан в белый
Саван – пепел городов.
Весь причёсан неумелой
Жгучей огненной рукой,

Что помимо нашей воли
Шелестит на волосах,
В пальцах, скрюченных от боли,
В серых выжженных глазах.

Солнце каплет на дорогу,
На стене зияет тень.
Взят навеки прямо к Богу
Хиросимы скорбный день.

Крылья из жести
Ангел мой, давай выпьем по двести,
Ох, негоже нам больше терпеть,
Ты гремишь мне крылами из жести,
Ты, я знаю, не можешь лететь.

Мы в прокуренной, маленькой кухне,
Льём с тобой дорогое вино…
Через час, выбив окна, мы рухнем,
С сорок пятого вниз. Всё равно.

На мгновенье, познавших полёта,
Нас размажет бетонной землёй.
А сейчас мне так выпить охота
За надежду, мой ангел, с тобой.

Мы сидим, не чуть-чуть не пьянея,
Нам вино, что святая вода.
Видно эра идёт водолея,
И его разгорелась звезда.

Ну а наша звезда заболела,
И от нас отвернула свой взгляд.
Посмотри ангел на моё тело…
Вроде крылья из жести гремят.

Значит всё. Нет земного нам гнёта,
Время винным ручьём истекло.
Мы бежим в ожиданье полёта,
Взявшись за руки… Бьётся стекло…

Ночь
В соловьиных кварталах полуночный час,
Так поют, что трещит голова,
Здесь играю фокстрот, рок-н-рол или джаз,
Ты едва ли поймёшь все слова.

Вдруг Луна сорвалась и последний аккорд
Заглушили басами коты,
Ты танцуешь, не зная, куда занесёт,
И не помнишь о том, кто есть ты.

Так зачем эта память, в которой для нас
Не отпущено лучших времён.
Ты вальсируешь в небо в полуночный час
Обнаженной под лунным огнём.

Но тебя ловит тот, с кем ты будешь всегда,
Его руки надёжно крепки.
Вдруг для ваших желаний упала звезда,
Остальные ещё высоки.

Заглушая пожар твоих пламенных губ
Он целует сильней и сильней.
А последний концерт раскатами труб
Доиграли и стало светлей.

Колыбельная
На растрёпанных пелёнках,
Божьей волею храним,
Сберегал покой ребёнка
Шестикрылый серафим.

За окошком месяц ясный
Водит звёздный хоровод,
Льёт лампадки свет прекрасный,
Серафим в тиши поёт.

«Спи - усни, мой мальчик нежный,
Крепче мишку прижимай,
Завтра будет день чудесный,
В криках вольных птичьих стай.

Ранним утром ты проснёшься
В распашонке, босиком,
И в припрыжку понесёшься
Поскорей покинуть дом.

И с крыльца навстречу солнцу
Прыгнешь в поднебесный край.
А сейчас глядит в оконце
Светлый месяц. Баю – бай.

Баю – баю. Сон и дрёма
Из подушек вышли вон,
И кружат, то возле дома,
То опять влетают в дом.

Засыпает всё на свете,
Спит сестрёнка, мать с отцом,
Спят животные и дети,
Речка, поле за крыльцом.

Только я, твой ангел добрый,
Берегу тебя от бед,
Месяц ясный, месяц звёздный,
Да лампадки тихий свет.

Предрассветный час
Тихо, тихо. Месяц светит
В чёрной заводи пруда,
Жёлтый серп сгорит в рассвете,
Пепел растворит вода.

И совсем немного звёздам
Остаётся нам светить,
Упадёт на землю к росам
Млечный Путь – златая нить.

Затрепещет, засверкает
Солнце в юной синеве…
А пока лишь месяц тает,
Прячет ночь в густой траве.

Да пугая час рассветный
Филин ухает в лесу,
И туман клубится светлый,
Превращается в росу.

Танцы теней
Этим летом танцевали
Тени танцы до упаду,
И тихонько умирали,
Мы твердили: «Так и надо»,

А затем, скрестивши пальцы
В неизвестное сплетенье
Снова зажигали танцы
В призме лунного свеченья.

Миг. И резво пляшут боги,
Пляшут фавны и дриады,
Скачут вдаль единороги
Вдоль по стенам. Мы им рады.

Так естественно и чудно
Мы выращиваем радость.
Свет рукой ловить не трудно
И совсем - совсем не в тягость.

Но когда Луна взорвётся
И на землю пеплом рухнет,
Тень от рук навек собьётся
Танцев больше здесь не будет.

Ручей и музыкант
Давним летом, так больно и рано
Оставлял музыкант этот свет,
И алела кровавая рана
В его сердце семнадцати лет…

Он на праздниках был самый первый,
Кто дарил людям радость и смех,
Его флейта – друг звонкий и верный,
Заставляла плясать сразу всех.

И он пел словно птица из Рая,
Словно сын неземного Отца.
Его музыка с края до края
Вдохновляла людские сердца…

Но влюбился он страстно и жадно
В королевскую, юную дочь,
И однажды, (как было приятно!)
Они встретили лунную ночь.

Королю доложили об этом:
Дочь в темнице утратила смех.
Музыканта убили стилетом…
Не простил король юноше грех.

И лежит глубоко под землёю,
Музыкант вместе с флейтой своей,
А над ним извиваясь змеёю,
Серебристый струится ручей.

Тот ручей не журчит, а играет
Как и флейта того, кто здесь спит,
И мелодия не затихает,
Потихоньку так, нежно звучит.

А когда небо дышит закатом,
Можно песню услышать ручья,
Ту, что пелась давно музыкантом,
Про прекрасную дочь короля.

Ангел дождя
На улице дождь слишком яростный, чтобы
Бегать под ним босиком,
Капли тугие наполнены злобы,
По крышам стучат в каждый дом.

Небо сомкнулось, скрутилось, взорвалось,
Тучи в атаке смели горизонт,
Ветра словно дикие псы разбежались
В клочья порвали прохожего зонт.

Молнии копьями в землю воткнулись,
Бьют беспрестанно в широкую грудь,
Змеи-ручьи вдоль дорог потянулись,
Ищут на ощупь себе новый путь.

Ангел дождя видно прибыл на землю,
Устроил Великий потоп на полдня.
Громом ревёт, и я ему внемлю,
И вижу – волной он сметает меня...

Холодное море спокойно и мирно
Качает в волнах мой растерзанный труп.
И я лежу тихо, неслышно и смирно,
Как старый варяжский затопленный сруб.

Донести крест
Я свой крест донесу до последней черты,
Допою свои песни, дострою свой дом,
Где мы будем с тобой – только я, только ты,
Где мы будем отныне с тобою вдвоём.

Но мне кто-то сказал: «А зачем тебе крест?
Он стеклянный. Ударь – лишь осколки и звон,
И зачем поменял ты в пути столько мест,
Пел наивные песни: в них плач, боль и стон.

Их запомнят на час, а забудут навек,
И не вспомнят уже никогда – никогда,
Такова эта жизнь и таков человек.
Всё рассыплется прахом: любовь и беда.

Так что зря ты впрягался как преданный вол,
И тянул свою лямку сквозь тяготы дней,
Чтоб понять смысл всего ты разбил лоб об пол,
Стало легче тебе? Нет, скорее больней.

Но представь хоть на миг окончанье пути:
Вот пришёл куда надо, поставил свой крест,
Лебединую песню пропел и сиди,
Жди, когда бог твой выдаст, свинья тебя съест»

Я всё слушал, но только как прежде молчал,
Понимая, что если путь новый дадут,
Никогда не сниму крест свой верный с плеча,
Чтоб его променять на тепло и уют.

И я пел бы все песни, хоть в тысячный раз,
Что забудут – ну что ж, это всё ерунда,
И любовь никогда не покинет всех нас,
А рассыплется прахом только беда.

Лётчик
А я опять хочу быть человеком,
А я опять сogito, ergo sum…
Спешу, лечу, вперёд за нашим веком,
И мой полёт всем будоражит ум.

А я вчера лежал совсем убитый,
А вот сегодня снова я в строю,
Мой самолёт в кустах стоит разбитый,
Я всё равно летаю и пою.

До кой поры я буду жить безбрежно,
Ведь в небесах путей-дорог не счесть,
Но буду рад, летая неизбежно,
Благословлять достоинство и честь.

Восток во мне
Сижу я на циновке, словно гуру,
Смотрю в себя, креплю свою фигуру,
И ноги переплёл, заклал за уши,
Жую неспешно, поглощаю суши.

Глаза сощурил в азиатском тоне,
Поставил икебаны в доме,
Кальян дымится, чахнет понемногу…
А я чешу за ухом свою ногу.

Хожу в нирвану, думаю о Будде,
Саке люблю я пить в большой посуде…
А вот вчера я делал оригами,
Своими всё сплетёнными ногами.

Чтобы заснуть – читаю «Камасутру»,
(Но засыпаю, правда, ближе к утру…)
Свои стихи зову я просто хокку,
И в позе лотоса всегда сажусь на койку,

И так хочу добраться к Фудзияме.
Пойду, скажу об этом своей маме.
Ой! Защемило ноги! Чую сердцем,
Что лучше завтра буду европейцем!

Солдат с Во(100)ка
(100)л накрыт. Явились гости.
«(100)й, бродяга! Не спеши.
Сядь. Поешь. Сыграем в кости,
Про(100) так ведь. Для души».

«Но я, право, недо(100)ин,
Сесть за (100)л и брать стакан…»
«Ты, я вижу, (100)йкий воин,
Из каких идешь ты стран?

Насчёт пищи – не стесняйся,
Ешь и пей и Бог (100)бой!
Китель снял. Располагайся.
Так откуда ты такой?»

«Я сейчас иду с Во(100)ка.
Там (100)летняя война,
И совсем не видно срока,
Что закончится она.

Полегло там люду (100)лько,
Что уж негде хоронить,
Сам я ранен был осколком,
По(100)янно всё болит.

А сейчас мой путь в (100)ронку,
Где живёт отец и мать,
Тут уж близко: по пригорку,
Речка, лес – рукой подать.

Там в И(100)мино. Ты знаешь?
Мой (100)ит родимый дом.
Приезжай, коль заскучаешь,
Посидим, попьём вдвоём.

Расскажу я про (100)лицу,
Про во(100)чную – Багдад,
Надо в путь мне торопиться.
Приезжай! Я буду рад!»

ПЕСНИ

Не умирай любовь
На этом месте умерла любовь,
Совсем недолго мучаясь от боли,
Пушистый снег уже присыпал кровь,
Пушистый снег растаял на ладони,

На этом месте пулей у виска
Она кричала как душа поэта,
А впереди проклятая тоска,
По вечной тьме брести теперь без света.

Но любовь не умирай,
И не падай на колени,
Без тебя ни в ад, ни в рай,
Чертит нож дорогу в вене.
Но любовь не умирай,
Словно птица на рассвете,
Поднимайся и взлетай,
Ты нужна на этом свете.

На этом месте миллионы лет
Любовь жила, не ведая печали,
Горел её неугасимый свет,
И вырастали крылья за плечами.

На этом месте мы её нашли,
Она избита, порвана и смята,
Но в поцелуе мы её спасли,
И вот она опять жива и свята.

И любовь не умерла,
Не упала на колени,
Нас с тобою в рай взяла,
От земли, где бродят тени.
И любовь не умерла
Светлой птицей на рассвете,
Поднялась и понесла,
Свой огонь на этом свете.

Очень больно
Запылали костры среди жёлтой травы,
сгорали печали,
Под небесным шатром, с тобою вдвоём,
нас обвенчали,
Греться рукам, струнам звенеть,
облаком вольным,
С Луною лететь, да падать на твердь,
поверь очень больно,
Поверь очень больно.

Полнилась грудь, одежды долой,
в поцелуй грели ночи,
Смотри, не забудь, что скоро домой,
а впрочем, как хочешь,
Тянется дым, уснули, лежим,
в травах спокойно,
Время придёт, опять быть одним,
поверь очень больно,
Поверь очень больно.

Высветлить заревом, выжечь пожарами, тонкие пальцы мять,
Тучами крошево, мало хорошего, не повернуть опять,
Делами чёрными струны разорваны, где отыскать покой,
Милые нежные стали по-прежнему, снова я не с тобой.
Плакали травами степи угрюмые, ветра порвалась нить,
Волосы белые, сами же юные, счастье не возвратить.

Тянется дым, не быть молодым,
в травах спокойно,
Кто-то придёт и нас не найдёт,
поверь очень больно,
Поверь очень больно.

Рыцарь Бертран
У рыцаря Бертрана красавица жена,
У рыцаря Бертрана красавица жена,
И светлый чистый замок,
И благородный конь,
У рыцаря Бертрана душа вся как огонь.

Когда Бертран гуляет, гуляет город весь,
Когда Бертран гуляет, гуляет город весь,
По барам и проспектам,
По улицам – дворам,
Бертран как вольный ветер то здесь он, а то там.

Но вот настало время, Бертран ушёл в поход,
Но вот плохое время, Бертран ушёл в поход,
Он а ля кер ком а ля кер,
За короля, за двор,
Бертран в доспехах ратных, в руках гремит топор.

В последнее сраженье Бертран был ранен в пах,
В последнюю атаку Бертран был ранен в пах,
«Ну, ничего» - подумал он -
«Ведь мог бы умереть,
А с этой раной лишь детей я не смогу иметь».

С победою вернулся Бертран к родной жене,
С победою вернулся к красавице жене,
Про рану боевую,
Не рассказал он ей,
И вопреки прогнозам наделал ей детей!!!

Вампир
Устала свадьба. Кончен пир.
Уходят гости со двора,
Вино попито, съеден сыр,
Луна восходит до утра.

Лишь я домой не поспешил,
Всё ждал, когда уйдут все прочь,
Глаз на невесту положил.
Вот час настал – спустилась ночь.

Жених усталый, пьяный в ноль
С невестой лёг и захрапел.
А я – вампир, теней король,
Летучей мышью в дом влетел.

Вонзились острые клыки
Туда, где жизни бьёт поток,
Из этой сладостной реки
Я сделал первый свой глоток.

Муж молодой вовсю храпит,
Его жена бледна как смерть,
Заря в окно уже блестит,
А значит, мне пора лететь.

Проснувшись, муж жену будил,
Шептал на ушко ей слова,
Но только холод из могил
Её сковал. Она мертва.

Брат Аид
Я вчера хотел стать солнцем,
Я облил себя бензином и поджёг,
Я смотрел как по квартире
Разлетался чёрный дым и чёрный смог.

Полулёжа на диване, а в стакане
У меня кипящий чай,
Брат Аид открой все двери
И скорей, скорей, скорей меня встречай.

За окном звезда шальная,
А у смерти нету края, только боль.
И голодных духов стая пролетая
Забрала меня с собой.

Брат Аид у речки Стикса,
Мне назад не воротится никогда,
Он меня обнимет жадно,
И мне будет здесь прохладно навсегда.

Был вчера я жгучим солнцем,
А потом вспорхнул в оконце, где звезда,
Брат Аид собрал мой пепел
И пустил его на ветер. Не беда.

Звёздочка
Уронилась с неба звёздочка,
Зацепилась за карниз,
И моих ладоней – лодочка
Ждёт её паденья вниз.

А звезда висит, качается,
Знать не хочет умирать,
Мне так нежно улыбается
Как её теперь достать.

А она такая светлая,
Как лампадка на заре,
А она немного вредная,
Не найдёшь такой нигде.

Всё смеётся, заливается,
Всё хохочет от души,
Белозубая красавица,
В нашей несвятой глуши.

Я возьму большую лестницу,
До высокой пустоты,
Поднимусь по ней к чудеснице,
Вот мне и попалась ты.

Но звезда лучами нежными,
Засверкав над головой,
Упорхнула по безбрежному
Небу, да к себе домой.

Я сижу на крае облака,
Не мигая вдаль гляжу.
Всё равно тебя далёкая
Я в ладони уложу.

А пока лети прекрасная,
Прямо к Богу, в тёплый рай.
Возвращайся ночью ясною,
Да меня не забывай.

Встреча на базаре
На базар халдей пошёл
И в толпе людской,
Он увидел как ему
Смерть грозит рукой.

Потрясает кулаком
И косой звенит,
Наш халдей скорей домой
Со всех ног бежит.

А навстречу ему друг:
«Ты куда? Э-хей!!!»
«Уезжаю я в Стамбул
От смерти от своей!»

На базаре одному
Погрозила Смерть ему.

Конь арабский быстро мчит
Наш халдей в пути.
А на рынке его друг
Хочет Смерть найти.

Вот в толпе мелькает тень,
С острою косой,
Догоняет он её
И кричит: «Постой!

Напугала ты зачем
Друга моего,
Он теперь умчался прочь
Не видя ничего!»

На базаре одному
Погрозила Смерть ему.

«Я была удивлена,
Что здесь ещё друг твой,
Когда в Стамбуле через день
Он должен встретится со мной».

На базаре одному
Погрозила Смерть ему.

На базар халдей пошёл
И в толпе людской,
Он увидел как ему
Смерть грозит рукой.

Поезд в осень
Перелом дорог на запад,
Свежий ветер льёт в окошко,
И качается немножко
Поезд в жгучий листопад.

Душу рвёт как тряпку в клочья
От Надюхи, Любки, Верки,
Приоткрыты в осень дверки,
И морозно будет ночью.

Мчимся в золотое время,
В небе выцвела погода,
И несносная природа
Бьёт меня дождями в темя.

В голове осколки лета,
В рукаве последний козырь,
И спиртного выше дозы,
И глаза льняного цвета.

Поезд едет, едет, едет
Вдоль по карте по пунктирам,
Я почти сроднился с миром,
Только он скрипит и бредит,

Как вагоны, как дорога,
Что меня уносят в осень,
А на стрелках ровно восемь,
Что совсем чуть-чуть до Бога.

А затем наступит счастье,
Не одно по крайней мере.
Отворю я настежь двери
И скажу: «Ах, осень. Здрасьте!»